РЫЖКОВ КАК "ТЕОРЕТИК"

Вряд ли стоит доказывать, что глава правительства сверхдержавы должен уметь решать не только частные вопросы, но и разбираться в общих, ибо "кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно "натыкаться" на эти общие вопросы". Между тем, Н.Рыжков в собственноручно написанных и широко рекламируемых мемуарах предстает человеком весьма ограниченного ума, чьи обобщения не выходят на пределы кухонных семейных сплетен среднего российского директора, набившего оскомину от ритуальных заверений о строительстве социализма на пустых торжественных посиделках, накопившего собственный немалый опыт произнесения бессмысленно-процедурных речей, полностью оторванных от реальной жизни, однако классиков после институтского "от сих до сих" не читавшего и не понимающего. Словом, диалектику Рыжков учил не по Гегелю, а научный социализм не по Марксу. Его представления о социализме и марксизме как учении поражают своей ученической убогостью и переполнены штампами, свойственными для провинциальных люмпен-интеллигентов "демократического" пошиба. Чего стоит хотя бы такая сентенция:

"Разве Маркс, объявивший невинную (каков слог! - авт.) и до изумления простую (Маркс, выходит, прост и примитивен для понимания мыслителя рыжковского размаха) идею "стартового равенства", идею "общества равных возможностей" думал, что сначала придут Ленин и Троцкий и превратят ее в идею всеобщей уравниловки, а потом Сталин вообще доведет уравниловку до равенства нищих".

Пожуривший Маркса за простоту и недальновидность Рыжков со своей недосягаемой высоты российского мещанина явно спутал Маркса не то с ранними социалистами (эпохи уничтожения феодализма и прирожденных привилегий дворян), не то с либерально-рыночными теоретиками "открытого общества" "равных возможностей" типа Поппера, Хайека и А.Яковлева. Между тем как Маркс разработал потрясающую своей внутренней стройностью и логичностью теорию освобождения человека от гнета капитала (выступающего в форме изъятия прибавочной стоимости, разделения труда, удушающей индивида конкуренции и пр.) и научно доказал экономическую ограниченность товарно-денежных и рыночных ("я за рынок", - уныло долдонит Рыжков) отношений в поступательном развитии цивилизации. Рыжкову явно не знакома ни марксова концепция классовой борьбы, ни ее стержневая линия - достижение диктатуры пролетариата; сам же "пролетарий" ему видится, вероятно, в лице посудомойщицы столовой Государственной Думы ("кухарки"), которая ему (ему! Рыжкову!) будет давать инструкции в вопросах голосования фракции "Народовластия" по федеральному бюджету. Нет, "лучше смерть, чем позор!", всплескивает руками Рыжков и походя, по-барски, свысока жалеет Маркса за неудачных преемников в лице "уравнителей" Ленина, Троцкого и Сталина.

И если в отношении Троцкого обвинения в уравниловке имеют под собой хоть какую-то почву (известна его упорная борьба против сдельщины), то обвинять в уравниловке Сталина полная бессмыслица, если не преднамеренная ложь (впрочем, Рыжков не столько лжет, сколько бубнит зады "демократической" пропаганды), поскольку именно в 30-нач.50-х гг. государством был взят твердый курс на дифференциацию доходов. Причем высокие доходы распространялись не только на партийную номенклатуру (в 1932г. был отменен партмаксимум и начали вводиться партльготы) и ее интеллектуальную обслугу (писателей, артистов, композиторов), но и на специалистов и квалифицированных рабочих. О какой уравниловке можно говорить в обществе, где децильный коэффициент (соотношение доходов 10% наименее и 10% наиболее оплачиваемых граждан) составлял 1:8?, притом зарплата специалистов в промышленности в 1950г. превышала в среднем зарплату рабочих в 1,8 раза, в строительстве в 2,1 раза, - для сравнения, в 1980 г. соответственно в 1,1 и 1,01 раза. Притом различались заработки и среди рабочих: при минимальной зарплате в промышленности для сдельщиков в 1937г. 110 руб. квалифицированные рабочие получали 200-300, а инженеры до 1500 руб..

Жаль, конечно, что для опровержения мимоходом брошенной Рыжковым расхожей сплетни, пришлось потратить так много бумаги. К сожалению, дальше таких мимоходных рыжковских глупостей будет ничуть не меньше. С легкостью Хлестакова Николай Иванович ("я, признаюсь, люблю иногда заумствываться: иной раз прозой, а в другой и стишки выкинутся. И тут же в один вечер, кажется, все написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях...") разбрасывает словесную белиберду, направленность которой, однако, выражена четко: против самостоятельной активности масс сегодня ("постоянно действующие стачкомы? - Нет, не надо!")  и против самостоятельной активности масс всегда. Чего стоит только любимая рыжковская аналогия между рабочей революцией 1917г. и современным частно-капиталистическим переворотом:

"все снести и строить заново. Мы это уже проходили в 1917г.: "Весь мир насилья мы разрушим до основанья..." Опыт печален, известно".

Филистер-оппозиционер, дослужившийся до чина второго в СССР государственного лица и по глубокому невежеству не подозревающий, что в 1917г. в тексте "Интернационала" звучало "мир насилья мы разроем" (а не «разрушим»), Рыжков душой и сердцем оказывается на стороне не основной массы российского народа (чьим именем он не прочь по-фарисейски прикрыться во время очередных выборов - "власть народу!", "народовластие" etc), а на стороне кучки выродившихся помещиков (вспомним "Вишневый сад") и трусливых буржуа (за которых в 1905г. делать буржуазно-демократическую революцию, добиваться свободы партий и слова, создания Думы и проведения выборов пришлось рабочим).

"Печальный опыт" Октября 1917г. заключался, видимо, в том, что следствием революции стало получение Н.Рыжковым, "выходцем из рабочей семьи", бесплатного высшего образования, на которое ему в силу "кухаркиного" происхождения и недостатка средств рассчитывать, скажем, в 1913-м, было бессмысленно, и которое он употребил:

а) для личной карьеры и обогащения;

б) для распространения вздорных вымыслов об Октябрьской революции.

   О том, что в царской России был 12-часовой рабочий день, отсутствовали оплачиваемые отпуска, отсутствовало пенсионное обеспечение, что за участие в стачке ст. 1358-1 "Императорского Уложения о наказаниях" предусматривала тюремное заключение на срок от 120 дней до года, что 70% населения было безграмотно, что по центральным губерниям регулярно прокатывались эпидемии холеры, что рабочие жили в подвалах и общих бараках по 15-20 человек, что до половины промышленности принадлежало иностранному капиталу и что именно Октябрьская революция положила всему этому конец, Рыжков, видимо, не знает. Его мысли занимает не положение Народа до 1917г., а положение Имущих Классов в 1917г.:

"В нынешнем веке в России было два великих ограбления:

- в 1917г. под лозунгом "Грабь награбленное!" пустили по миру богатых;

- в 1992г. обобрали массу людей со скромным достатком".

Рыжкову явно не хочется признавать - более того, ему чужда такая мысль - будто "пущенные по миру богатые" выжимали из страны соки не хуже нынешних "новых русских":

"Мужик в стужу и жару

Кушал только лебеду,

а помещики на воды, на вино и бутерброды,

на танцульки, на поклоны

проживали миллионы", -

писал Ф.Раскольников, в отличие от Рыжкова бывший свидетелем массового голода 1911г. и знавший, что есть белый хлеб и мясо - и то исключительно по праздникам! - в деревнях "кормившей всю Европу" России могли позволить себе только кулаки. О лицемерном сравнении 1917г. (революции освобождения трудящихся масс) с 1992 г. (гайдаровской реформой в интересах номенклатуры, теневиков и мелкобуржуазных слоев) мы говорить не будем: его фальшивость и надуманность очевидны.

Но если саму революцию 1917г. Рыжков именует не иначе как "ограблением", то его объяснение причин 1917г. (и современного кризиса) являет собой самую темную дремучесть:

"Дважды в этом столетии Россию потрясают революционные вихри. Дважды Россия втягивается в идеи, импортированные с Запада. В 1917г. это были идеи марксизма, сейчас - идеи рынка".

Ряд можно продолжить: до марксизма и рынка со зловещего Запада в невинную Россию были "импортированы" "идеи" семейного рабства, раннефеодального государства, средневековой раздробленности, абсолютизма, частной собственности на землю, крепостного права, отмены крепостного права, промышленного переворота и многие другие пакости. Вплоть до "идеи" рынка, которая реализовывалась как минимум еще в ХIX-н.XX века.

По Рыжкову нет ни мировой цивилизации, ни прогресса, ни объективных причин происходящих на Земле процессов. Есть некие "идеи", которые "подсовываются" с диверсионными целями (например, вконец испорченного Лениным и Троцким "простого" марксизма или плохого, неправильного рынка), или, наоборот, зарождаются и развиваются для всеобщего блага (сам Рыжков тоже за рынок, но хороший и правильный). Именно эти идеи и движут человечеством. Отсюда и ранее подмеченное убегание от "плохих" терминов: если есть "социализм, капитализм", "ничего не дающие ни уму, ни сердцу обыкновенного человека" - то есть проблемы для переквалифицировавшегося в банкиры премьер-министра, а ежели отменить такое бестолковое и вредное (для общества) наименование, то и проблем (для общества) не будет. "Компране ву?", - как говорил в таких случаях проф. Выбегалло из известной книги бр.Стругацких, на которого страшно смахивает наш прикрывающий невежество апломбом Николай Иванович.

Большой поборник "народовластия" и большой противник "измов" и "идеологий", Рыжков, однако, стукается лбом о собственные умозаключения при решении конкретных вопросов. Скажем, вопроса об устройстве власти. Говоря о власти Советов, он подчеркивает: "надо убрать из лозунга слово "вся", т.к. это противоречит принципу разделения властей". Итак, некие принципы, "объявленные" (не мое, рыжковское слово) когда-то Локком и Монтескье, оказываются выше, чем сосредоточение власти в руках самого народа. Ибо, если предположить, что Рыжков всерьез говорит о власти народа, то непонятно, зачем народу эту власть делить с самим собой на какие-то разрозненные части - болтающий парламент, "не связанный в своих действиях исполнительный орган" и совершенно бесконтрольный, без возможности его избрания и отзыва населением, суд.

На самом-то деле "неидеологизированная" доктрина Рыжкова раскрывается очень просто: все, что ему выгодно под любым предлогом (вплоть до ссылки на "принципы" Монтескье) вколачивается в общественное устройство. Все, что невыгодно - советская власть, национализация, постоянные стачкомы, марксизм - под любым предлогом выталкивается.

Таковы теоретические, если их можно назвать теоретическими, взгляды обычного российского филистера, не чувствующего личной ответственности за современный кризис и втайне надеющегося вновь вернуться к власти, Н.Рыжкова.