РЫЖКОВ КАК "ТЕОРЕТИК"
Вряд ли стоит доказывать, что глава правительства
сверхдержавы должен уметь решать не только частные вопросы, но и разбираться в
общих, ибо "кто берется за частные вопросы без предварительного решения
общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно "натыкаться"
на эти общие вопросы". Между тем, Н.Рыжков в собственноручно написанных и
широко рекламируемых мемуарах предстает человеком весьма ограниченного ума, чьи
обобщения не выходят на пределы кухонных семейных сплетен среднего российского
директора, набившего оскомину от ритуальных заверений о строительстве
социализма на пустых торжественных посиделках, накопившего собственный немалый
опыт произнесения бессмысленно-процедурных речей, полностью оторванных от
реальной жизни, однако классиков после институтского "от сих до сих"
не читавшего и не понимающего. Словом, диалектику Рыжков учил не по Гегелю, а
научный социализм не по Марксу. Его представления о социализме и марксизме как
учении поражают своей ученической убогостью и переполнены штампами, свойственными
для провинциальных люмпен-интеллигентов "демократического" пошиба.
Чего стоит хотя бы такая сентенция:
"Разве Маркс, объявивший невинную (каков слог! - авт.)
и до изумления простую (Маркс, выходит, прост и примитивен для понимания
мыслителя рыжковского размаха) идею "стартового равенства", идею
"общества равных возможностей" думал, что сначала придут Ленин и
Троцкий и превратят ее в идею всеобщей уравниловки, а потом Сталин вообще
доведет уравниловку до равенства нищих".
Пожуривший Маркса за простоту и недальновидность Рыжков со
своей недосягаемой высоты российского мещанина явно спутал Маркса не то с
ранними социалистами (эпохи уничтожения феодализма и прирожденных привилегий
дворян), не то с либерально-рыночными теоретиками "открытого общества"
"равных возможностей" типа Поппера, Хайека и А.Яковлева. Между тем
как Маркс разработал потрясающую своей внутренней стройностью и логичностью
теорию освобождения человека от гнета капитала (выступающего в форме изъятия
прибавочной стоимости, разделения труда, удушающей индивида конкуренции и пр.)
и научно доказал экономическую ограниченность товарно-денежных и рыночных
("я за рынок", - уныло долдонит Рыжков) отношений в поступательном
развитии цивилизации. Рыжкову явно не знакома ни марксова концепция классовой
борьбы, ни ее стержневая линия - достижение диктатуры пролетариата; сам же
"пролетарий" ему видится, вероятно, в лице посудомойщицы столовой
Государственной Думы ("кухарки"), которая ему (ему! Рыжкову!) будет
давать инструкции в вопросах голосования фракции "Народовластия" по
федеральному бюджету. Нет, "лучше смерть, чем позор!", всплескивает
руками Рыжков и походя, по-барски, свысока жалеет Маркса за неудачных
преемников в лице "уравнителей" Ленина, Троцкого и Сталина.
И если в отношении Троцкого обвинения в уравниловке имеют
под собой хоть какую-то почву (известна его упорная борьба против сдельщины),
то обвинять в уравниловке Сталина полная бессмыслица, если не преднамеренная
ложь (впрочем, Рыжков не столько лжет, сколько бубнит зады
"демократической" пропаганды), поскольку именно в 30-нач.50-х гг.
государством был взят твердый курс на дифференциацию доходов. Причем высокие
доходы распространялись не только на партийную номенклатуру (в 1932г. был
отменен партмаксимум и начали вводиться партльготы) и ее интеллектуальную
обслугу (писателей, артистов, композиторов), но и на специалистов и
квалифицированных рабочих. О какой уравниловке можно говорить в обществе, где
децильный коэффициент (соотношение доходов 10% наименее и 10% наиболее
оплачиваемых граждан) составлял 1:8?, притом зарплата специалистов в
промышленности в 1950г. превышала в среднем зарплату рабочих в 1,8 раза, в
строительстве в 2,1 раза, - для сравнения, в 1980 г. соответственно в 1,1 и 1,01 раза. Притом различались заработки и среди рабочих: при минимальной
зарплате в промышленности для сдельщиков в 1937г. 110 руб. квалифицированные
рабочие получали 200-300, а инженеры до 1500 руб..
Жаль, конечно, что для опровержения мимоходом брошенной
Рыжковым расхожей сплетни, пришлось потратить так много бумаги. К сожалению,
дальше таких мимоходных рыжковских глупостей будет ничуть не меньше. С
легкостью Хлестакова Николай Иванович ("я, признаюсь, люблю иногда
заумствываться: иной раз прозой, а в другой и стишки выкинутся. И тут же в один
вечер, кажется, все написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в
мыслях...") разбрасывает словесную белиберду, направленность которой,
однако, выражена четко: против самостоятельной активности масс сегодня
("постоянно действующие стачкомы? - Нет, не надо!") и против самостоятельной
активности масс всегда. Чего стоит только любимая рыжковская аналогия между
рабочей революцией 1917г. и современным частно-капиталистическим переворотом:
"все снести и строить заново. Мы это уже проходили в
1917г.: "Весь мир насилья мы разрушим до основанья..." Опыт печален,
известно".
Филистер-оппозиционер, дослужившийся до чина второго в СССР
государственного лица и по глубокому невежеству не подозревающий, что в 1917г.
в тексте "Интернационала" звучало "мир насилья мы разроем"
(а не «разрушим»), Рыжков душой и сердцем оказывается на стороне не основной
массы российского народа (чьим именем он не прочь по-фарисейски прикрыться во
время очередных выборов - "власть народу!", "народовластие"
etc), а на стороне кучки выродившихся помещиков (вспомним "Вишневый
сад") и трусливых буржуа (за которых в 1905г. делать
буржуазно-демократическую революцию, добиваться свободы партий и слова,
создания Думы и проведения выборов пришлось рабочим).
"Печальный опыт" Октября 1917г. заключался,
видимо, в том, что следствием революции стало получение Н.Рыжковым,
"выходцем из рабочей семьи", бесплатного высшего образования, на
которое ему в силу "кухаркиного" происхождения и недостатка средств
рассчитывать, скажем, в 1913-м, было бессмысленно, и которое он употребил:
а) для личной карьеры и обогащения;
б) для распространения вздорных вымыслов об Октябрьской
революции.
О том, что в царской России был 12-часовой рабочий день,
отсутствовали оплачиваемые отпуска, отсутствовало пенсионное обеспечение, что
за участие в стачке ст. 1358-1 "Императорского Уложения о наказаниях"
предусматривала тюремное заключение на срок от 120 дней до года, что 70%
населения было безграмотно, что по центральным губерниям регулярно
прокатывались эпидемии холеры, что рабочие жили в подвалах и общих бараках по
15-20 человек, что до половины промышленности принадлежало иностранному
капиталу и что именно Октябрьская революция положила всему этому конец, Рыжков,
видимо, не знает. Его мысли занимает не положение Народа до 1917г., а положение
Имущих Классов в 1917г.:
"В нынешнем веке в России было два великих ограбления:
- в 1917г. под лозунгом "Грабь награбленное!"
пустили по миру богатых;
- в 1992г. обобрали массу людей со скромным достатком".
Рыжкову явно не хочется признавать - более того, ему чужда
такая мысль - будто "пущенные по миру богатые" выжимали из страны
соки не хуже нынешних "новых русских":
"Мужик в стужу и жару
Кушал только лебеду,
а помещики на воды, на вино и бутерброды,
на танцульки, на поклоны
проживали миллионы", -
писал Ф.Раскольников, в отличие от Рыжкова бывший свидетелем
массового голода 1911г. и знавший, что есть белый хлеб и мясо - и то
исключительно по праздникам! - в деревнях "кормившей всю Европу"
России могли позволить себе только кулаки. О лицемерном сравнении 1917г. (революции
освобождения трудящихся масс) с 1992 г. (гайдаровской реформой в интересах
номенклатуры, теневиков и мелкобуржуазных слоев) мы говорить не будем: его
фальшивость и надуманность очевидны.
Но если саму революцию 1917г. Рыжков именует не иначе как
"ограблением", то его объяснение причин 1917г. (и современного
кризиса) являет собой самую темную дремучесть:
"Дважды в этом столетии Россию потрясают революционные
вихри. Дважды Россия втягивается в идеи, импортированные с Запада. В 1917г. это
были идеи марксизма, сейчас - идеи рынка".
Ряд можно продолжить: до марксизма и рынка со зловещего
Запада в невинную Россию были "импортированы" "идеи" семейного
рабства, раннефеодального государства, средневековой раздробленности,
абсолютизма, частной собственности на землю, крепостного права, отмены
крепостного права, промышленного переворота и многие другие пакости. Вплоть до
"идеи" рынка, которая реализовывалась как минимум еще в ХIX-н.XX
века.
По Рыжкову нет ни мировой цивилизации, ни прогресса, ни
объективных причин происходящих на Земле процессов. Есть некие
"идеи", которые "подсовываются" с диверсионными целями
(например, вконец испорченного Лениным и Троцким "простого" марксизма
или плохого, неправильного рынка), или, наоборот, зарождаются и развиваются для
всеобщего блага (сам Рыжков тоже за рынок, но хороший и правильный). Именно эти
идеи и движут человечеством. Отсюда и ранее подмеченное убегание от
"плохих" терминов: если есть "социализм, капитализм",
"ничего не дающие ни уму, ни сердцу обыкновенного человека" - то есть
проблемы для переквалифицировавшегося в банкиры премьер-министра, а ежели
отменить такое бестолковое и вредное (для общества) наименование, то и проблем
(для общества) не будет. "Компране ву?", - как говорил в таких
случаях проф. Выбегалло из известной книги бр.Стругацких, на которого страшно
смахивает наш прикрывающий невежество апломбом Николай Иванович.
Большой поборник "народовластия" и большой
противник "измов" и "идеологий", Рыжков, однако, стукается
лбом о собственные умозаключения при решении конкретных вопросов. Скажем,
вопроса об устройстве власти. Говоря о власти Советов, он подчеркивает:
"надо убрать из лозунга слово "вся", т.к. это противоречит
принципу разделения властей". Итак, некие принципы, "объявленные"
(не мое, рыжковское слово) когда-то Локком и Монтескье, оказываются выше, чем
сосредоточение власти в руках самого народа. Ибо, если предположить, что Рыжков
всерьез говорит о власти народа, то непонятно, зачем народу эту власть делить с
самим собой на какие-то разрозненные части - болтающий парламент, "не
связанный в своих действиях исполнительный орган" и совершенно
бесконтрольный, без возможности его избрания и отзыва населением, суд.
На самом-то деле "неидеологизированная" доктрина
Рыжкова раскрывается очень просто: все, что ему выгодно под любым предлогом
(вплоть до ссылки на "принципы" Монтескье) вколачивается в
общественное устройство. Все, что невыгодно - советская власть, национализация,
постоянные стачкомы, марксизм - под любым предлогом выталкивается.
Таковы теоретические, если их можно назвать теоретическими,
взгляды обычного российского филистера, не чувствующего личной ответственности
за современный кризис и втайне надеющегося вновь вернуться к власти, Н.Рыжкова.