мира
В 80-90-х годах эпицентром широкомасштабных событий и
процессов, имеющих всемирно-историческое значение, стали Восточная Европа и
СССР. Речь идет об антитоталитарных революциях в восточноевропейских
социалистических странах и распаде Советского Союза и советского
военно-политического блока. Эти события по времени совпали с началом
качественных изменений не только в геостратегической структуре, сложившейся в
послевоенные десятилетия, но также в общественно-политической жизни развитой
зоны мира.
Можно сказать, что распад СССР стал одновременно и последним
мощным стимулом, и следствием процессов и явлений, приведших к таким
изменениям. Радикальное изменение геополитической ситуации во всепланетарных
масштабах произошло практически без единого выстрела. Самым впечатляющим его
следствием стал конец холодной войны и состояния фронтальной системной
конфронтации двух мощных военно-политических блоков.
Но возникает вопрос: какая из сторон и какие именно факторы
сыграли в этом решающую роль? Данный вопрос весьма сложный - на него нельзя
дать однозначный ответ. В отечественных и зарубежных материалах СМИ и
публицистической литературе в настоящее время преобладает тезис, согласно которому
Америка и возглавляемый ею свободный мир одержали сокрушительную победу в
холодной войне над могущественным противником в лице советской тоталитарной
империи. Для правильного понимания тенденций развития постбиполярного мира этот
тезис нуждается в немаловажных оговорках, поскольку реальное положение
значительно сложнее. Нельзя отрицать, что Америка и Запад в целом вышли
победителями в историческом соревновании с СССР и коммунистической системой. Но
тем не менее попытаемся разобраться в этом вопросе.
Большую значимость с рассматриваемой точки зрения
приобретает наблюдавшаяся с середины 70-х годов тенденция к пересмотру роли
государства в экономической и социальной сферах почти во всех индустриально
развитых странах. Это объясняется тем, что конец 70-х-начало 80-х годов стали
тем рубежом, когда система государственного вмешательства в том виде, в каком
она утвердилась и функционировала на Западе в течение всего XX в., достигла
своего апогея и, в определенных аспектах исчерпав себя, очутилась в глубочайшем
кризисе.
Показателем этого явилась так называемая неоконсервативная
волна 70-80-х годов, в ходе которой левые политические партии и движения были
отодвинуты на задний план и во многих странах победу одержали правые и
консервативные силы. Центральное место в их программах занимали установки на
сокращение роли государства в экономике, децентрализацию, разгосударствление,
денационализацию, приватизацию, возрождение частной инициативы, конкуренции,
рыночных принципов в экономической и социальной сферах. Лозунгом дня стала
формула "меньше - это лучше". Защита прав человека приобрела статус
одной из основополагающих проблем государственной и международной политики.
Приход в 1980 г. к власти в США Р.Рейгана и его выбор на
второй срок в 1984 г., победа три раза подряд консервативной партии во главе с
М.Тэтчер в Великобритании, результаты парламентских и местных выборов в ФРГ,
Италии, Франции показали, что идеи и лозунги, выдвигавшиеся этими силами,
оказались созвучными настроениям довольно широких слоев населения, что речь
идет о глубоком, не ограниченном национальными рамками явлении. Эти идеи и
лозунги рано или поздно были подхвачены, по сути дела, всеми остальными
ведущими социально-политическими силами, в том числе социал-демократическими и
социалистическими партиями. Показательно, что в 80-90-х годах
социал-демократические партии, находившиеся у власти, осуществляли фактически
неоконсервативную экономическую политику денационализации, разгосударствления,
децентрализации.
Кризис государственной централизовано-плановой экономики
СССР и других социалистических стран стал одним из проявлений кризиса левизны
вообще, охватившего все страны и регионы современного мира. Последние два-три
десятилетия характеризовались неуклонным падением влияния левых движений и
партий, в особенности коммунистов, в политической жизни развитых
капиталистических стран. Среди факторов, оказавших негативное влияние на этот
процесс, по-видимому, немалую роль сыграла ставшая к тому времени очевидной
неудача социалистического эксперимента в СССР и других странах этого лагеря.
В 30-е годы успехи СССР в ликвидации безработицы и нищеты,
введение социального законодательства, решение производственных задач на фоне
экономического кризиса на Западе производили огромное впечатление на
трудящихся. Однако в 70-е годы лозунги планирования, обобществления,
централизации утратили привлекательность в свете очевидных трудностей,
возникших в ходе строительства социализма. Напомним в данной связи, что так
называемый реальный социализм во всех его национальных формах представлял собой
воплощение в жизнь основополагающих идей и принципов левого полюса
идейно-политического спектра, доведенных, так сказать, до логического конца.
Если в либерально-демократических странах Запада они были довольно успешно
уравновешены под влиянием консервативных и либеральных социально-политических
сил, то в СССР и других социалистических странах, наоборот, прилагались все
силы для того, чтобы "очистить" их от ненужных, "чуждых"
напластований и свести к некому единому "изму" в лице марксизма-ленинизма.
В результате на Западе утвердилась смешанная экономика,
органически сочетающая в себе различные элементы левизны, консерватизма и
либерализма. В силу этого она приобрела открытость, гибкость и способность
приспосабливаться к разным условиям. В странах же восточного блока левый проект
был реализован в "чистом" виде. Сама логика утверждения и сохранения
этой "чистоты" диктовала постоянный крен в сторону централизации и
огосударствления системы, ее унификации и закрытия. Поэтому естественно, что на
рубеже 70-80-х годов, когда левизна и ее детище - система государственного
вмешательства на Западе - достигли предела своего развития и очутились в
кризисе, на повестку дня встал вопрос об их ревизии и приспособлении к новым
условиям.
На Востоке же сама постановка вопроса о ревизии или
изменении системы не могла не расшатать ее основополагающие принципы, поскольку
любое изменение могло быть осуществлено лишь в направлении, обратном
огосударствлению, централизации и планированию. А последовательное движение в
этом направлении в конечном итоге должно было привести к открытости, плюрализму
форм собственности и хозяйствования, децентрализации, разгосударствлению,
приватизации, абсолютно несовместимым с самой природой тоталитарной,
государственно-плановой экономики. Иначе говоря, если на Западе кризис
предусматривал просто оздоровление, отсечение устаревших, изживших себя узлов,
то на Востоке речь могла идти уже о нечто большем - если не о немедленном
крахе, то во всяком случае о ползучей агонии.
Немаловажную роль в рассматриваемом контексте играла и
природа советской политической системы, которая носила тоталитарный характер.
По многим признакам она представляла собой по-своему совершенную конструкцию,
где каждый кирпичик, каждый элемент был строго подогнан друг к другу. Но
совершенство это было во многом иллюзорным и эфемерным. Стоило вынуть из нее
только один единственный кирпичик, как она могла - что собственно и случилось -
рухнуть в одночасье. Образно говоря, она не терпела возмущений как изнутри, так
и извне. Идеальное состояние для ее нормальной жизнедеятельности и
функционирования - это изолированность от внешних влияний.
Другими словами, опыт СССР и других социалистических стран
показал, что тоталитарная система может существовать лишь в условиях более или
менее полной экономической, политической и идеологической автаркии, т.е.
фактической изоляции подавляющего большинства населения от процессов,
разворачивающихся в остальном мире. Не случайно, что тоталитарная система
переживала пору своего наивысшего восхождения именно в период, когда она
достигла состояния более или менее полной закрытости. Это в целом 30-50-е и с
некоторыми оговорками 60-егоды. Хотя надо иметь в виду, что в современном мире
немыслимо полностью изолировать такую гигантскую страну, какой был СССР.
Далеко идущие последствия для судеб тоталитарной системы
имела информационно-телекоммуникационная революция, которая начала
развертываться во второй половине 70-х годов. Уже примерно со второй половины
60-х годов, несмотря на впечатляющие успехи, достигнутые страной в освоении
космоса, достижении военно-стратегического равенства (или паритета) с США,
начало все явственнее ощущаться, что главным препятствием на пути
технологического и социально-экономического прорыва страны становится ее
закрытость в отношении внешнего мира.
Информационно-телекоммуникационная революция с каждым годом
увеличивала проницаемость государственных границ для потоков информации и идей.
Глушение западных радиовещательных компаний становилось все более дорогостоящим
и к тому же малоэффективным делом. Дальнейшее стремительное развитие
радиотелекоммуникационных средств и множительных аппаратов неумолимо ставило
под сомнение саму возможность сохранения в перспективе границ на замке.
Становилось все более очевидным, что окостеневший и догматизированный
марксизм-ленинизм не в состоянии сколько-нибудь серьезно сопротивляться мощному
информационно-идеологическому наступлению Запада.
В результате на идеологическом и пропагандистском фронтах
советская система начала сдавать одну позицию за другой. С подрывом идеологии
оказалась подорванной и государствено-политическая система. Сначала военный
разгром гитлеровской Германии, а теперь уже ставшая очевидной неудача
социалистического эксперимента в СССР и других социалистических странах продемонстрировали,
что тоталитаризм представляет собой тупиковый путь развития человечества.
Распад СССР, советского блока и социалистического
содружества имели своим результатом конец разделения современного
международного сообщества на три самостоятельных и нередко противостоящих друг
другу мира. Развалилась сама идеолого-политическая ось двухполюсного
миропорядка. Потеряло смысл само идеолого-политическое понятие
"Запад". Япония и другие новые индустриальные страны АТР как бы снова
"вернулись" в Азию и стали азиатскими государствами, способными
строить свои отношения со всеми другими странами и регионами вне зависимости от
тех или иных идеолого-политических соображений. Отпала также необходимость
разделения мирового сообщества по идеолого-политическим или системным критериям
на три отдельных мира.